Тюремный дневник. 5 лет спустя - Мария Валерьевна Бутина

за общение с американскими политиками и общественными деятелями по вопросу построения мира между Россией и США, которая только что получила степень магистра в области политологии и работала помощником профессора на кафедре менеджмента Бизнес-школы Американского университета. Но условия моего содержания были те же, что и для террористов и убийц, а именно: двадцать два часа одиночной камеры размером не больше салона обычного минивэна с приваренной к стенам и полу железной мебелью и единственным маленьким окошком под потолком. Но и это, как потом оказалось, было еще далеко не все.

Российские консулы

Итак, я осталась одна. Любые попытки протестов со стороны моих адвокатов и российских властей о чрезмерной жестокости условий моего содержания и их применения к человеку де-юре невиновному попросту игнорировались.

Через пару дней ранним утром в дверях моего одиночного царства вдруг появился необычный надзиратель в белой рубашке, будто случай был торжественным. Как оказалось, так выглядело тюремное начальство. Мужчина держал в руках лист белой бумаги. Он, как и всегда, молча заковал меня в наручники и повел куда-то по бесконечным тюремным коридорам навстречу пугающей неизвестности. Мы остановились у железной двери, которая, скрипя, медленно поехала в сторону. Внутри меня встретили двое серьезных мужчин в серых костюмах.

– Здравствуйте, Мария! Я Николай Витальевич Пукалов, консул посольства Российской Федерации, – сказал он, протянув мне руку. – Это вице-консул Николай Николаевич Лукашин.

– А вы-то почему здесь? – удивилась я.

Мне казалось, что у посольства России, не было ни одной причины защищать меня – ведь я была простой студенткой, приехавшей в США по своей собственной инициативе, родственные связи меня ни с кем влиятельным не соединяли, в рядах ура-патриотов я не ходила, довольно критически оценивая «политику партии». Но одна причина все же была, и она оказалась краеугольным камнем – мой российский паспорт, и этого было достаточно, чтобы с того самого дня российские дипломаты сделали все, что было в их силах, чтобы помочь мне вернуться домой. Кому-то может показаться странным, что, обучаясь на факультете международных отношений и будучи лично знакомой с несколькими российскими дипломатами, я так мало знала о полномочиях и обязанностях посольства России в отношении граждан моей страны. Но на самом деле в этом нет ничего удивительного: пока ты не сталкиваешься с бедой, пока, как говорится, не грянет гром, человек не спешит изучать, куда обращаться за помощью. Так, зная, что за мной нет никакого преступления, думала и я. Общение с сотрудниками российской дипмиссии было для меня не более чем культурно-развлекательным мероприятием. Все фильмы и книги, на которых я выросла, где русские стеной стоят за своих, я воспринимала не больше чем метафору, ведь великая Советская Родина умерла в 1991 году, а на ее месте была еще не вполне понятная для людей моего поколения страна с другими порядками и принципами.

Однако беда случилась, и дипломаты пришли мне на помощь. Но на мою благодарность в их адрес они всегда отвечали скромно: «Это наша работа», а я спорила: «Свою работу можно делать по-разному». Именно в тот день, когда я впервые увидела лица соотечественников, серьезные и сопереживающие моему горю, я поняла, что хоть великого СССР больше нет, люди остались, а они своих не бросают.

Консулы сообщили мне, что не только Министерство иностранных дел уже встало на мою защиту. Татьяна Николаевна Москалькова, уполномоченный по правам человека в Российской Федерации, тоже борется за мое освобождение.

– Страна не бросит вас, Маша, – серьезно сказал Пукалов, – иначе и быть не может.

Через час дверь камеры вздрогнула и со скрипом поползла в сторону. Надзиратель сообщил, что время для общения истекло. Мое сердце сжалось – так не хотелось расставаться с консулами, ставшими за этот час родными, но увы. Мужчины встали, мы пожали руки:

– Мария, вы держитесь, ладно? Мы вас не бросим, – твердо заявил Николай Витальевич. И эти слова были словно бальзам на душу. – Мы обязательно вернемся на следующей неделе. А пока сделаем все возможное, чтобы хоть как-то облегчить ваше пребывание здесь. Хоть они нас и пытаются игнорировать, мы им спуску не дадим.

Консулы слово сдержали. С того самого дня точно, как часы, в десять утра они приходили проведать меня каждую неделю, и эти встречи стали спасительным глотком свежего воздуха, моей ниточкой связи с Родиной и моей семьей, они яростно, всеми имеющимися в их арсенале дипломатическими средствами боролись за то, чтобы моя жизнь в заключении стала хоть чуточку лучше. Российские консулы, наверное, и по сей день не представляют, как много они сделали для меня и моей семьи. Так, например, благодаря их давлению на администрацию тюрьмы я получила теплую одежду и второе одеяло, что, вне сомнений, спасло мне жизнь. Кому-то это может показаться незначительным пустяком, но когда в твоей камере не больше плюс 15 градусов и постоянно дует ледяной ветер из вентиляционной трубы под потолком, эти вещи сложно переоценить. Когда мне неделями не давали общаться с семьей, именно консулы поддерживали связь между мной и домом, без этого я бы ни за что не справилась. Знание того, что дома все в порядке, пусть и с их слов, – было главным, что поддерживало меня во всех тяготах заключения.

А одному из посещавших меня российских консулов, Максиму Гончарову, я и вовсе обязана тем, что пишу эти строки: однажды во время визита он буквально «встряхнул» меня, когда я заявила, что бросила писать дневники.

Конечно же, признавая выдающиеся личные качества российских консулов, нельзя не упомянуть и их непосредственное начальство – Министерство иностранных дел России во главе с Сергеем Викторовичем Лавровым. Меньше недели спустя со дня моего ареста в телефонном разговоре с Госсекретарем США Майком Помпео он подчеркнул «неприемлемость действий американских властей, арестовавших Бутину на основании сфабрикованных обвинений». В этой связи Лавров заявил о необходимости моего скорейшего освобождения. Это было первой из многочисленных попыток призвать прислушаться к голосу разума американскую сторону и снять с меня все обвинения. МИД разместил на всех площадках госструктуры мою фотографию, таким образом выразив мне однозначную поддержку. Официальный представитель министерства Мария Захарова практически в каждом брифинге настаивала на моем освобождении. Это сыграло важную роль в разворачивающемся вокруг меня кошмаре. Такое внимание со стороны российского МИДа хоть и не удержало американцев от пыток и издевательств применительно ко мне, но зато хотя бы не давало придумать мне доказательства вины. Уж слишком пристально за этим наблюдал весь мир.

После первой встречи с консулами надзиратель увел меня прямиком в больничное крыло. Пока